Theodor-FM

Не планировал посвящать статейку кинематографу. К тому же, отзывов о Левиафане Звягинцева множество, да и фильм так себе. Западу он понравился по вполне понятным причинам. Всяческие «золотые глобусы», «Золотые орлы» и прочие премии (в том числе и главные премии) вручили за отображение России такой, какой её хочет видеть этот самый Запад.

Желание видеть Русь именно такой, вероятно, у Запада появилось не абы как, а всё же глядя на некоторые проявления россиян в той, западной действительности. Если множество туристов приезжают, тут же напиваются и попадают далеко не в анекдотичные истории, то фильм, где все герои пьянствуют, будет воспринят как соответствующий реалиям. Если действия властей, как видится Западу, не соответствуют настроениям простых людей, власть оторвана от простого человека, да ещё и противопоставлена ему, то за фильм, рассказывающий об этом, можно что-нибудь «золотое» и дать.

Звягинцев снял именно такой обзорный фильм. Как сказал бы один юморист, картинка стала соответствовать программе. Появился фильм, где не ленты высококультурные по десять минут летают и развиваются над кораблём, а где есть то, что зритель ожидает, и ожидаемое видит. Звягинцева приходится благодарить за то, что, снимая современное российское кино, он не ставил задачу, рассуждать о русской духовности (чаще всего такой, какой её видит рассуждающий),но только за это. Режиссёр вынужден (в столь духовной стране) коснуться духовности, но такой, какой она «растёт» на грядке. А грядка духовности это Русская Православная Церковь. Перед тем, как вкушать салат из различных овощей, овощи приходится очистить от почвы и вымыть, нарезать и заправить. Картофель так и остаётся картофелем, но салат в салатнице уже как-то не связан с почвой. Освещённая вода также не меняется, но зато считается, что обретает эту самую духовность. В фильме Звягинцева духовность показана не оторванной от российской почвы: картофель в земле и грязи, а вода из-под крана. Если не закрывать глаза измышляемой духовностью, то воду из под крана следует прокипятить, а картошку следует вымыть. О том, моют ли картошку или, облекая её духовностью, едят грязной, ещё скажу несколько слов ниже.

А сейчас для полноты картины добавлю несколько строк об одном фильме. Фильм «Дурак» Юрия Быкова. Его мне порекомендовали, как дополняющий тему, раскрытую в Левиафане, но только с бытовой стороны: Левиафан это глобально, Дурак – по-бытовому. В результате сначала посмотрел Левиафана, затем Дурака, и …по существу, не нашёл в них различий. В Дураке нет вообще рассуждений о духовности, и, следовательно, нет рассказа о церкви. Но всё остальное – репортажи с российских грядок. Звягинцеву как то «свезло», и именно его Левиафан взлетел до золота. Дурак Быкова менее известен, но о том же. В Левиафане в повествование вклинивается церковность, в которой людей приучили видеть духовность. В фильме Звягинцева явлен призрак духовности – оттого Левиафан представляется фильмом о чём-то большем. Но если эта духовность лишь призрак, то остаются грядки, а вдоль них лживые попы. Из-за этого призрака и внесения в повествование церковного вопроса фильм Звягинцева касается больших грядок, чем фильм Быкова. Он касается самой большой грядки, на которой нынче растёт сорняк под видом картошки – русской церкви (за это Звягинцеву отдельная благодарность). Но вместе с тем, повествование Звягинцева может показаться несколько затянутым (всегда, когда пытаешься рассуждать об абстракциях вроде духовности, толчёшь воду в ступе). В этом смысле Дурак более предметен. Теперь, сравнив в общих чертах фильмы, коснусь темы, имеющейся в обоих фильмах, но только, как что-то фоновое. Описывая реалии Руси невозможно этого не видеть, но можно не придавать должного значения.

И Звягинцев, и Быков показывают людей – русский народ. Эти люди даже не попадают в ситуации, а они в них находятся, то есть не случается нечто, вокруг чего закручивается сюжет, а выхвачены некие события, о которых люди не думали, и пытались их не видеть. Иными словами, речь о каких-то необычных происшествиях. Фоном выхваченных происшествий является обычная жизнь обычных людей с обычными событиями – убогая жизнь, попойки, унылая работа, выезд отдохнуть за город на пьянку, и тому подобная серость, составляющая образ жизни среднестатистического россиянина. И полное недоумение, что подобный образ жизни и нежелание создавать свою жизнь самому приводит к тем самым «выхваченным» событиям.

Звягинцев начинает повествование с завершающего этапа судебной тяжбы, в которую втянут герой. Зрителю не дают информации, ни как эта тяжба возникла, ни каковы нюансы, «важно лишь то», что решение принято не в пользу героя. Режиссер намекает на несправедливость этого решения: и председатель суда, и прокурор вхожи в общество оппонента героя – мерзавца мэра. В целом, намёк сводится к тому, что героя лишат дома, не на законном основании, а по вине российского коррупционного Левиафана, за что фильм, конечно, понравился Западу.

Всё действо фильма – постоянная пьянка. Весьма умелый человек, могущий своими руками сделать всё, прерывает пьянки только для отбивания атак Левиафана. Причём, началось это у него очень давно, вероятно, так же как и у его сына, сидящего в компании приятелей средь куч мусора в неких обломках, выпивая (начав с пива), куря и бренча на гитаре. Даже приятеля-борца с Левиафаном герой приглашает на выездное празднование Дня рождения, где они стреляют из табельного оружия по бутылкам, «пьянствуют водку». На том «празднестве» приятель и жена героя «дают повод» для драки. После драки все едут пить домой. Удивительно, что героя вообще удалось «вытащить» в зал суда, в реальности такие люди в суд не приходят. И во всём этом конечно… виновен Левиафан!?

У Быкова тоже самое. Сам герой не пьёт. Но действие разворачивается в медленно рушащемся доме, где есть всё выше описанное. Пьянки. Дети, что-то курящие и ‘тусующиеся’ в каких-то грязных коридорах. Никто ничего не делает и менять ничего не хочет. Только у Быкова (из-за отсутствия рассуждений об абстракциях) вещи названы своими именами – это я о черни. Сразу упрежу вероятную претензию: не тому, кто что-то подобное говорит надо задавать вопрос – «что же чернь не имеет права на жизнь?»! Этот вопрос надо задавать самому человеку. Человек стоит того, что он имеет, не потому, что у него нет прав, а потому, что он согласился с ситуацией и бездействует. Только сам человек определяет тварь он дрожащая или право имеет.

После советских годов этот вопрос Достоевского превратили в синоним вопроса «имею ли я право убивать?». Не стану здесь обсуждать Достоевского с его правом для «высших» людей делать всё что угодно. Переверну ситуацию «с головы на ноги»)). Вернее было бы ставить вопрос не о том, что я могу делать с другими, а о том, что я могу делать с собой!? Должен ли человек робко жаться к стене, закрывать глаза и прятать руки в карманы, когда его грабят, насилуют или просто хамят? – Кто это может определить? – Опять же, сам человек.

Также как кто-то решил, что он может убить (например), также и другой должен решить, что он может обороняться. В жизни нет вопроса «могу ли я убивать» – Раскольников проиграл именно потому, что пытался задать несуществующий вопрос: убивают без размышлений о правах. Убивают просто потому, что жизненная ситуация конкретному человеку с очевидностью даёт только такое решение (в его понимании). Глупо ставить вопрос, мог ли убить Раскольников: ситуация такова, что он убил – то есть мог! «Сломался» Раскольников на другом, существующем вопросе: «могу ли я защищаться?». Он – тварь дрожащая не от того, что не мог убить, а от того, что не мог защищаться от тех, кто посадил его в тюрьму, и даже сам сдался.

В фильме Быкова один из высокопоставленных персонажей прямо говорит о жильцах рушащегося дома: это не люди, это скот. И вопрос стоит не так, что кто-то навесил на других ярлыки. Вопрос – согласился ли человек сам с каким-то ярлыком. В фильме Быкова звучит вопрос к «дрогнувшей» главе администрации: «ты с ними или ты с нами?» – перифраз оппозиции «твари дрожащей» и «право имеющего». Только разговор не о том, можно ли убить бездействием жильцов рушащего дома, а вопрос: будешь ли ты, тварь дрожащая, жить в таком доме или право имеешь спасти себя. Это подлинный вопрос и все сами дают на него ответ. Те, кто предпочитает остаться в таком доме и ничего не делать – и скот, и тварь дрожащая.

Не стоит видеть в этом вопросе только лишь, если не право на убийство, то хотя бы право не помогать. Так как отсутствие права не помогать, не делает помощь обязанностью, но лишь позволяет тварям дрожащим сваливать вину за свою убогую жизнь на других. Помощь, как и любое действие, свершаются только по воле оказывающего помощь, и от того, что помогавший не обязан был помогать, оказанная помощь не становится чем-то меньшим. Оказывающий помощь действует и, когда помощь он оказывает кому-то, и когда – себе или своей семье. Как ни назови, скотом или тварью дрожащей, но речь о со всем согласной и бездействующей черни.

Не знаю, верна ли дефиниция, что немогущий помочь себе, не может помочь никому, но оба фильма описывают людей, пребывающих как скот, вокруг которых их близкие в том же состоянии, их дети, вставшие на тот же путь. В каком положении был адвокат из Левиафана неясно, но помощь он оказывать пытался (безрезультатно). Герой Дурака, хоть и пребывает в весьма трудном материальном положении, пытается помочь скоту из рушащегося дома, за что им и бит в конце фильма. И, естественно, помощь не оказана.

Неуместными станут вопросы, должен ли он был, рискуя своей жизнью, благополучием своей семьи пытаться спасти скот, живущий в рушащемся доме, и стоило ли ему пробовать спасти тех жильцов? На первый вопрос ответ уже дан выше: если сочтёт это верным, то вполне мог. Но, не должен. Второй же вопрос остаётся открытым: находясь в трудном материальном положении, стоит ли спасать не себя и своих близких, а других? А с учётом того, что зависимым людям, например, семье, помогать не станет больше никто!?

Наконец ещё один вопрос: а возможно ли помочь тем, кто сам себе помочь не хочет? Полагаю, что на этот вопрос один и тот же ответ дают оба фильма: таким людям не помочь. В Левиафане помогающий адвокат отделался лёгким испугом и уехал домой, в Дураке, герой остался лежать побитым на земле, и может быть умер (этот скот, к слову, оставил его побитым на холоде и спасать его явно не собирается). Ответ однозначен: жильцы, поблагодарив тумаками героя, отправились в дом, который может быть рухнет – им герой помочь не смог, и неизвестно на что обрёк своих родственников, вынужденных бежать уже из своей квартиры.

В Левиафане ответ дан прозрачнее, но тоже ясно: никакого спасения не будет, ежели только пьянствовать. И спасения не было. Отмечу лишь, на мой взгляд, слабый момент фильма: начав повествование с завершающего заседания суда, фильм не даёт понимания, какова ситуация, приведшая к потери земли и дома. Защищается идея невозможности противостоять Левиафану, но оглядываясь на свой не слишком большой опыт, предположу, что отъём дома, где жили ещё отец и дед героя, есть следствие всё той же пьянки. Фильм не вводит в ситуацию. А в реальной жизни такие суды проигрываются, когда подпись герой на каких-то документах всё же поставил (хоть и по пьяни). С судами вообще другая история в современной России. Суды выносят вполне законные решения и часто в пользу простых граждан, но решения эти никто не исполняет (в фильме ситуация с судом не является обобщением работы российских судов, но лишь неким единичным случаем, оттого для обсуждения не годится).

А вот с образом жизни граждан, с их самоидентификацией, с рассмотрением, делают ли люди сами что-либо, тема поднята важная и вопросы появились верные!

PS Предлагая кому-либо ознакомиться я рекомендую смотреть фильм “Дурак” после “Левиафана”. В первую очередь от того, что Левиафан весьма неконкретен, размыт отчего затянут, а проще говоря, посмотрев Дурака Левиафан можно проспать. Здесь же, в конце этой статьи я разместил ссылки на обзоры (просмотренные мной уже после написания этой статьи) Евгения Баженова, посвященные обеим картинам, но ознакомиться с обзорами порекомендую, наоборот, начиная с обзора фильма Дурак.